– Куда это наш буржуй Костю малахольного поволок? Ему бы лежать в уголке, грузовичка дожидаться.

– За патронами они, по одному же нельзя ходить, – сказал Сашка и сразу уснул.

Проснулся он от громкого мата: около палатки стоял Женька Коньков и орал на Кешу. Сашка высунулся из палатки, разглядел Кешино лицо и понял: что-то произошло. Кеша был бледный и заплаканный. Сашка вылез из палатки и услышал голос Шиза:

– Да брось, Женька, ему так лучше.

Потом Кеша согнулся пополам и, рыдая, бросился за палатки. Женька плюнул и ушёл, а Шиз повернулся к Сашке.

– Витька, что случилось? Что с Кешей?

– С Кешей – ничего. А вот Костя отмучился.

– Как отмучился? – испугался Сашка.

Шиз посмотрел задумчиво.

– Кеша! – Сашка побежал между палатками, но Кеши нигде не было. – Максим! – Сашка увидел Пса. – Где Кеша?

– Оставь его, дай поплакать, – Пёс удержал Сашку за рукав. – Ты ему сейчас не помощник.

– Да что случилось?

– Пока ты дрых, Кеша с Костей за патронами пошли, и не знаю, что там у них случилось, но упал наш Хнык с восьмого этажа. А Янсен, получается, виноват.

Сашка стоял, оцепенев от страха. Выпасть из окна. Как глупо! Хнык, недоумок, чего его туда понесло? Да это же он, Сашка, виноват, он с Кешей не пошёл!

– О чём задумался? – снова заговорил Пёс. – Знаешь, как ребята струсили: если бы майор узнал, Уксусу бы нагорело, а потом Шизу. Но вроде всё тихо, мы Хныка к остальным отволокли, там непонятно, кто от чего помер. Но вид у него был, конечно…

– Пойдём посмотрим, – неожиданно сказал Сашка. Ему показалось, что обязательно надо увидеть Хныка в последний раз.

– Зачем?

– Попрощаемся. Всё-таки из нашей бригады и меня братом называл.

– Он всех братьями называл, это патология такая, бывает при психических расстройствах.

– Всё равно пойдём.

Пёс пожал плечами и повёл Сашку куда-то вдоль стены. В отдалённом здании обнаружился подвал, в который и приносили погибших.

– Ну что, будешь искать? – спросил Пёс. – Ну, удачи.

Он вышел, и Сашка остался один. Остановился у входа, не решаясь пройти вглубь – слишком неприятным оказалось зрелище. Трупов было множество. Офицеров складывали в одном из углов на кое-как сколоченные трёхъярусные нары, простых солдат сваливали в кучи вдоль стен. Делали это неаккуратно, торопясь отсюда убраться, и тела лежали как попало: целые, изуродованные взрывами, просто чьи-то руки и ноги… Кое-где успели поработать падальщики, но большинство покойников оставались в форме, штурмовой и пехотной, в танкистских куртках. Воздух в подвале был сырой, тяжёлый. Пахло кровью, плесенью, заношенной одеждой. Сашку затошнило. Он глубоко вдохнул и, прикрывая нос ладонью, медленно пошёл вдоль нар, опасаясь смотреть в серые лица погибших, но и не в силах оторвать от них взгляд. Искал знакомых и боялся их увидеть. Он уже хотел отвернуться, но одно из лиц привлекло внимание. Сашка приблизился и присел. Дыхание вновь перехватило – теперь не только от запаха, но и от ужаса. Окоченевшее, изуродованное тело на нижних нарах принадлежало капитану вооружённых сил Григорию Краеву.

Сашка уставился в пол. Смотреть туда, на нары, не было сил. На секунду показалось, что это ошибка, что Краев не может быть мёртвым. Но, даже чтобы убедиться в ошибке, Сашка глаз не поднял. Страх не давал ему ни смотреть, ни думать, ни встать и выбежать из подвала. То, что происходило, произойти не могло. Потому что, даже находясь на войне, даже теряя знакомых ребят, Сашка всё равно чувствовал: пока он не абсолютно одинок, есть ещё в городе хорошие люди. Есть кто-то, к кому можно будет прийти после боёвки. Сашка оказался готов к смерти командора, других парней, но только не к смерти Краева. Не к смерти человека, который звал его жить у себя, который и в Корпусе относился к нему почти как к сыну… Сашка вытер рукавом вспотевший лоб. Тошнило, кружилась голова. И было всё ещё страшно. Только теперь он боялся за Катю. Как к ней прийти? Как сказать, что видел её отца здесь, в этом страшном месте? А может, не придётся ей ничего говорить? Может, он тоже не вернётся в город? Тоже погибнет?

Оставаться здесь было нельзя. Сашка подошёл к груде солдатских тел и попытался найти, где спрятали Хныка. Трудная задача. Наконец Сашка узнал Костю по рукаву своего свитера, торчащего из-под формы. Он хотел подвинуть Хныка из-под других тел, но понял, что боится увидеть то, что с ним стало.

– Пока, Костя, – тихо сказал он. – Пока, братишка.

– Тебе там не дурно? – раздался снаружи голос Пса. – Я жду.

Сашка взял холодную руку Хныка в свою, подержал и быстро вышел на улицу. Ледяной воздух ворвался в лёгкие, усилив головокружение. Сашка задышал часто, чтобы не вырвало, чтобы не рухнуть в обморок прямо здесь. Стало чуть легче, и наконец он сказал:

– Пойдём поищем Кешу. Ему, наверное, паршиво.

– Сам виноват… – начал Пёс.

– Он не виноват! Никто не мог знать, что Хнык упадёт! Мы для него с Кешей лекарства вместе покупали, деньги крали для этого! У нас дружная бригада была! – закричал Сашка.

– Особенно вы с Лёвой дружили, – уточнил Максим и пошёл прочь.

– Убил бы тебя! – Сашка схватился за пистолет, но вспомнил, что тот не заряжен.

Кеша лежал в палатке, отвернувшись к стене, и до сих пор вздрагивал.

– Кеша, – Сашка положил ему руку на плечо, – ты не виноват, он оступился, наверное, ты ведь его не толкал!

– Нет, конечно, у него припадок начался, а я не успел, – Кеша всхлипнул. – Я его схватить не успел, он упал и к краю покатился. И всё… Зачем я его с собой повёл, он ведь ещё после того припадка больной был. А мне патронов захотелось! Гад я, да?

– Нет, Кеша, ты не гад. Ты не специально! – Сашка вздохнул. – Может, Шиз прав, и Косте так лучше. Кому он был нужен? Коньков его бил, а Олег умер, и потом, может, это больно – эпилепсия. А теперь у него ничего не заболит. Я, Кеша, тоже иногда так думаю, чтобы мне умереть и ничего не видеть, не ощущать.

Кеша повернулся.

– Ты это брось; если ты загнёшься, в нашей бригаде одни уроды останутся. Веришь, Санёк, никогда мне так погано не было! Сам сдохнуть хотел!

– И мне паршиво… – Сашка тяжело вздохнул. – Я Краева видел, он мёртвый.

– Это Катин отец? – уточнил Кеша.

– Да. Последний хороший человек в нашем городе.

– Последний хороший человек, – эхом повторил Кеша. – Мы с ним чай пили, когда ты болел. Он всё про нашу жизнь расспрашивал. Удивлялся, как мы, здоровые головой парни, в штурмовиках очутились. Эх, жалко Катю.

– Никогда не думал, что война – настолько хреновая вещь, – сказал Сашка.

– Расстройства одни, – подтвердил Кеша. – Накоплю денег на ферму и буду овец разводить. Куда спокойнее.